На оморочке ездит по быстрой речке, острогу бросает без промаха — не спрятаться зубастой щуке.

Ее муж, Сунси, спит сколько ему хочется. Проснется — жена ему обед подаст.
Два пятнистых леня, отваренных в пахучей траве, съест, три изобриных ребра от мяса очистит,
несколько кусков лэмэ — вареного сала... Вот и утолил голод лежебока.

Сайнака посуду уберет, трубку мужу принесет. Лежит гяндоу-лентяй на медвежьей шкуре, покуривает.
Захочет спать — и на бок. Жиром заплыл, лицо округлилось, как луна,
глаза сузились, будто щелки, прорезанные листком камыша.

А если попросит жена дров принести, Сунси сразу за бок хватается, охает.
Поглядит женщина и оставит мужа в покое. Радуется Сунси, обманул жену!

Но Сайнака понимает: хитрит муж, только притворяется больным. Да что поделаешь! Сама виновата, избаловала.

С тех пор, как стали мужем и женой, делает Сайнака все сама. Привык Сунси к безделью, стал лентяем. И решила Сайнака вернуть мужа на тропу охотника хитростью:

Вот как-то говорит она жалостливо:

— Аная, аная! Муж своей жены, ты пожелтел, как кедровая шишка, готовая упасть с ветки на землю! Что с тобой?

Вскочил испуганный Сунси. Неужели он болен? Разве осилит больной за один раз заднюю ногу сохатого? Правда и то: после этого живот побаливает.

Но разве пора ему, Сунси, отправляться в гости к Окзо? Оттуда никто еще не возвращался...

Расстроился Сунси:

— Сайнака, почему ревешь медведицей? Не так уж я болен, я еще всех богатырей поборю!

Сайнака в ответ:

—Я не плачу, муж своей жены! Но знай: таймень, проглотивший ленка, неповоротлив. И не поймать ему проворного чебака!

— Хе-хе-хе, глупая женщина, — отвечает Сунси. — Я толстый,  значит, сильный. Скорее вода большой реки потечет обратно, чем клыкастый кабан скроется в кустах от моего копья! Нет

меня сильнее!

— А найдется ли, муж своей жены, в твоих руках сила, чтобы выжать воду из - рукоятки — ножа? — коварно спрашивает Сайнака.

 

У Сунси от удивления дух захватило:

—Для этого нужен богатырь с силой медведя и ловкостью тигра!

А хитрая Сайнака не отступает:

— А перестанешь ты, муженек, греть спину у очага, если я, слабая женщина, выжму воду из рукоятки ножа?

От громкого хохота лентяя юрта задрожала.

—Разве коза задавит волка? Люди стойбища,  приходите — взглянуть — на чудо.

Услышали люди, пришли. Удивляются: неужто Сайнака сильнее всех мужчин? Может быть, сам Лоубату —добрый дух-—-дал ей часть своей силы?

 

Сайнака взяла нож, подняла его над головой, и р-раз! — достала из-за уха ‘заранее припасенный сырой мох. Крепко сжала его Сайнака, даже пальцы побелели, как кета, отметавшая икру. Смотрит народ, на ладони у Сайнаки заблестели капельки воды.

—О-хо, о-хо! — качали — головами мудрые старики.

Только хитроумный Пакула заметил уловку женщины, но. тайны не выдал, похвалил в душе за смекалку.

— Орел, не летающий на поиски добычи, погибает голодной смертью, — сказал — Пакула. — Стыдно — здоровому мужчине есть мясо, добытое женщиной! Плохо, когда голод гоняется за

людьми, как ‘соболь за белкой!

Уважали люди Пакулу за справедливость и храбрость.

— Пакула прав, как щука, глотающая  хариуса, — заметили — старики. — Отправляйся на охоту, Сунси! Твоя жена победила в споре, и ты должен вернуться на тропу охотника.

— Хе-хе-хе! — смеется _ Сунси. — Не успеет солнце пройти и половину пути до своего ночлега, вы уже будете варить в котлах мясо, добытое мной!

О, Сунси покажет родичам, какой он умный охотник!

Утром натянул Сунси легкий халат. Олочи обул. За поясом нож. В руках копье. ы

—Гэ, мой муж! — напутствовала Сайнака. — Возвращайся скорее, а то наш дзали-амбар похож на дырявый туесок, из которого ушла вода.

— Не печалься, жена своего мужа, — хвастался  Сунси, — вечером ты будешь есть вкусный язык кабана.

 

Отправился Сунси в путь. Идет, пыхтит. Ветки под ногами трещат, отвык лежебока от бесшумной и быстрой ходьбы.

— Кянг... кянг, тр-р-р... — застучал дятел.

—Цок, цок, цок, — цокнула белогрудая белочка. — Лентяй идет зверя бить! Убегайте, тонконогие изюбры, прячьтесь, быстрые козы!

— Замолчи, болтушка!—ворчит Сунси. — У нас в стойбище нет мяса, а вы мешаете охотиться!

 

Тут прилетели — сороки, — подняли страшный гвалт. Злится Сунси, да что поделаешь? Не гоняться же за каждой птицей!

Вечером, устав, ни с чем возвращался Сунси домой. Идти легко, а на душе тяжело. Получается, хвастливые слова бросал он на ветер, будто очищенную шишку. Стыдно.

И вдруг встретил Сунси кабана: то ли Лоубату сжалился, послал незадачливому охотнику добычу, то ли впрямь счастье - улыбнулось  лентяю.

Метнул копье неуверенной  рукой — и мимо!

Бросился в ярости секач на охотника, острыми клыками лязгает. Испугался Сунси, прыгнул на дерево, ухватился за сухой сучок. Сунси тяжелый, а сук тонкий. Взял и обломился. Упал

Сунси прямо на спину кабана. От неожиданности рванулся зверь,  едва успел Сунси за ухо его поймать.

Мчится по кустам оседланный кабан, дороги не разбирает, а Сунси оторваться боится. Ветки по лицу хлещут, колючий кустарник рвет одежды, сшитые из кожи изюбра. По лицу кровь

течет, шапку свою с беличьим хвостиком Сунси в лесу потерял. Длинная коса развевается, завязанная на конце пучком моха. Нырнул кабан под дерево, свалился Сунси...

Солнце спало крепким сном в теплом домике за голубыми сопками, когда пришел смущенный Сунси в свою юрту. °

Обмыла лицо мужа Сайнака, на шишку, что на лбу вскочила, сушеной травы приложила.

—Я был мохом, сосущим сок ели, Сайнака, — печально признался  Сунси, — хвастался, как заяц, не пробовавший волчьих зубов. Понял я: нельзя подобно барсуку отлеживаться в норе.

—Я обманула тебя, Сунси, — призналась и Сайнака. — Но я хотела, чтобы ты снова стал ловким и СИЛЬНЫМ.

— Благодаря твоей хитрости, жена, я родился во второй раз! — ответил задумчиво Сунси.